БлоГ

- И все же для тебя были на войне какие-то ограничители? Или был расчет на то, что война все спишет? «ВСЕ, ЧТО КАСАЕТСЯ ИЗНАСИЛОВАНИЯ, - ФАЛЬШИВКА» - Что ты считаешь самой большой выдумкой адвокатов Кунгаевой? - Не выдумкой, а самой большой гнусностью! Утверждение, что я насиловал Кунгаеву. - Но ведь в прессе до сих пор гуляют какие-то документальные доказательства, копии актов, заключений... - Я могу представить документ с официальной печатью, что я президент Гондураса... Еще раз говорю: все, что касается якобы изнасилования, - фальшивка... - Когда ты понял, что совершил преступление? - Да я так думаю, что минут через 40. Суть преступления - лишение жизни человека... - Когда ты все понял, не было желания застрелиться? - Сгоряча желание было. Потом рассудил, что, помимо Кунгаевой и себя, я добью своих родителей и свою семью. И я решил: «Заслужил - получай и хлебай!» - Была ли у тебя надежда, что дело замнут? - Нет. Ни малейшей. Я себе воздушные замки не строил... - Как отреагировали на ЧП твои подчиненные? - Подчиненные были в течение четырех дней выведены в Сибирский военный округ, потому что отказались под давлением давать показания на командира. - Сколько человек было выведено? - 1500. Их построили и в течение суток пытались выбить показания всеми правдами и неправдами... Но ни один из моих гвардейцев не взял грех на душу... - А как отреагировали твои вышестоящие командиры? - Их позицию комментировать не хочу. Каждый трактор знает, куда ехать. - А твой командарм генерал Шаманов? - Владимир Анатольевич сам приехал на суд. Вошел, поздоровался. Вам это о чем-нибудь говорит? - Сколько процентов правды в 46 томах твоего уголовного дела? - 10 процентов. «КОНСТИТУЦИОННЫЙ ПОРЯДОК НАЧАЛИ НАВОДИТЬ С МЕНЯ» 

- Когда тебя арестовали, среди офицеров Объединенной группировки ходили разговоры, что это заказная образцово-показательная порка. - Рано или поздно это должно было начаться. - Что «это»? - Наведение конституционного порядка. И в Чечне, и войсках. Там когда-то же должна была начать работать Конституция России. Можете считать, что это началось с меня... - Суд над тобой был политизированным? - Я могу только подтвердить, что говорила сторона обвинения в лице адвокатов потерпевшей. Например, ныне покойным адвокатом Хамзаевым, пусть ему земля будет пухом, было сказано, что мы не позволим перевести процесс над Будановым из политического в уголовный. - Где это было сказано? - В Ростове-на-Дону. Он сказал: мы будем судиться и одно Рождество, и второе Рождество, и третье. Он припомнил мне те самые слова, когда перед залпом я сказал: «С Рождеством, ребята!» Он говорил, что это политическое дело, это агрессия большого государства против маленькой республики. Будто Чечня не входит в состав Российской Федерации! Он повторял то, что высказывали и ПАСЕ, и ОБСЕ, и т. д. Если депутат Европарламента, недобитый под Сталинградом, присылает из ФРГ адвокату запрос: «Как там дело обстоит с Будановым?» - то какой это процесс - политический или уголовный? - У твоих адвокатов была возможность сделать тебя психически ненормальным и таким образом хотя бы частично оправдать тебя? - Нет. Такие варианты не обсуждались. - И тем не менее ты оказался в Институте Сербского. - Меня туда суд направил. - Какая была в этом необходимость? - Они не поверили областной судебно-психиатрической экспертизе, поставили под сомнение мою адекватность. Но ничего не добились. - Ты лежал среди вольтанутых людей? - Да. - Что там за фрукты попадались? Наполеоны были? - Наполеонов не видал, а вот великих художников приходилось видеть... Они рисовали пейзажи. Везде, где было можно, включая туалеты... Рисовали чем придется. Включая фекалии... «КОГДА Я СИДЕЛ В КОЛОНИИ, ОБО МНЕ ПИСАЛИ, ЧТО ПО ВЫХОДНЫМ Я ОТДЫХАЮ НА ВОЛГЕ» - Судьба поступила с тобой, как залихватский режиссер. Она затолкала тебя в колонию на территории Ульяновской области, губернатором которой был твой бывший командарм генерал Шаманов? Это как-то сказалось на условиях содержания? - Нет. Это меня даже немножко напрягало, потому что в некоторых газетах было написано, что чуть ли не на берег реки Волги я выезжаю по субботам-воскресеньям. Ем мясо, запиваю водкой. - А откуда ты обо всем этом узнал? - В колонии можно было любое издание выписать. За исключением эротического содержания. - И «Комсомольская правда» была? - В изобилии. Я в ней и твои статьи читал. - Ты отсидел 8 лет и 10 месяцев. В камере-одиночке? - 3 года и 8 месяцев я находился в Ростове. Из них 10 месяцев, последние, я находился в одиночной камере. Когда меня перевезли в Димитровград, в исправительное учреждение, я жил в помещении типа казармы. Осужденные называют их бараками. Но администрация запрещает их так называть... Обычная казарма на два этажа, на 100 - 120 человек. Двухъярусные койки. Умывальник. Туалет. Обычное учреждение, только за большим-большим количеством колючей проволоки. И живут там, спят на матрасах, простынях, с одеялами, подушками. Носят белье в баню стирать, сами в баню ходят мыться. - Цивилизованно... У тебя приятное впечатление осталось, я вижу... - Оно не то чтобы приятное... Зачем я буду говорить о том, чего не было? Если бы там был бардак, я бы сказал, да, там бардак. Вши прыгают, крысы бегают. Ничего этого я не видел. Если вот по мне вши с клопами прыгали в следственном изоляторе возле Ростова - то они прыгали. Это было. - У тебя было 5 попыток попасть под условно-досрочное освобождение - УДО. - Да. Пятая срослась. - Кто инициировал их? - Я. На основе закона. Положено отсидеть по моей статье 2/3 срока. 7 лет. Но для этого надо было иметь положительную характеристику. - А чем ты занимался в Димитровграде? - Я был дневальным по спортивному комплексу «Русь». - Что входило в твои обязанности? - Спортзал открыть в 7 утра, закрыть в 21.00. В спортзале должно работать все оборудование, инвентарь - находиться в исправном состоянии, внутренний порядок должен соответствовать требованиям. - Ты в колонии от кого получал письма? - От родных, от сослуживцев, от друзей, от товарищей, просто от хороших людей из России... А еще ко мне друзья приезжали, в том числе и сослуживцы. - В газетах я читал, что тебя ни разу не проведала жена. - Вот поэтому мне и не хочется встречаться с журналистами. Но по поводу жены тебе отвечу. Все 8 лет и 10 месяцев в неволе плюс полгода контртеррористической операции - в общей сложности 9 с половиной лет - и плюс 24 года совместной жизни преданнее и роднее человека, чем Светлана, у меня в жизни не было и нет. Чечня-1999. Командно-наблюдательный пункт танкового полка. Тут Буданову объявили об аресте и приказали сдать личное оружие. Полковник бросил пистолет к ногам начальника... Фото из семейного архива Буданова. Чечня-1999. Командно-наблюдательный пункт танкового полка. Тут Буданову объявили об аресте и приказали сдать личное оружие. Полковник бросил пистолет к ногам начальника... Фото из семейного архива Буданова. «Я СЧИТАЮ СЕБЯ РУССКИМ ОФИЦЕРОМ» - Одни считают тебя настоящим офицером, ставшим жертвой обстоятельств. Другие - преступником. Кем ты себя считаешь? - До совершения преступления я считал себя офицером Русской армии. - Российской. - Нет, Русской армии. А после совершения преступления я стал преступником. Теперь таковым я себя уже не считаю. И суд меня не считает, поскольку условно-досрочно освободил. Значит, он считает, что я встал на путь исправления. - Чем ты намерен заниматься сейчас? - Сторожем пойду в колхоз, если возьмут. По приговору суда мне после окончания срока 3 года не положено занимать любую государственную должность. - Тебя упрекают в том, что ты до сих пор не попросил прощения у семьи Эльзы Кунгаевой. - Как это я не просил прощения? Пять раз, подавая ходатайство об условно-досрочном освобождении, я каждый раз указывал, что вину свою признаю полностью, готов извиниться и загладить вину, если это возможно, перед потерпевшими... - Ты слышал об уголовных делах Ульмана, Аракчеева... - Да. - Эти парни - жертвы войны или правосудия? - Насколько я знаю, капитан Ульман тоже приехал из Сибирского военного округа. Я думаю, что ему никак не хотелось за 7 тысяч километров приезжать и становиться убийцей. И попадать на 18 лет, которые ему суд определил. Наверное, это жертва войны. - Что конкретно ты имеешь в виду? - А то, что есть приказ, который надо выполнить, а не обсуждать, правильный он или неправильный... Вот и Аракчеев с Ульманом - жертвы одной и той же ситуации. Эти люди выполняли приказ. «БЕЛЫЙ ФЛАГ НИКОГДА НЕ ВЫБРАСЫВАЛ»

- На войне есть справедливость? - Война - это зачастую преступление с двух сторон. Может, надо уже забыть кровь и простить друг другу все, что было. Тем более войны в Чечни уже нет, жизнь налаживается. - В офицерской будановской душе, в глубине ее остался какой-то остров твоей собственной правоты? Та крепость, которая, несмотря на все, никем не взята? - Я белый флаг никогда не выбрасывал. Я никогда не сдавался. Даже в местах лишения свободы, где положено поднимать руки при обыске. Я и там ни разу их не поднимал. - А как на это реагировали?.. - Наказывали. - Как? Лишним нарядом? - Нет. Там нет нарядов. Там есть штрафной изолятор. - Тебя наказывали изолятором? - Ноу коммент. Не важно это. - А на войне есть правда? - Правда у каждого своя. Моя правда в том, что я не сам туда поехал. Поехал, чтобы выполнить приказ... - Вот ты упорно повторяешь: «Я не сам туда поехал, меня туда послали». Да, послали. Но разве это как-то оправдывает твое преступление? - Нет. Я так не считаю. И не ищу оправданий. Повторяю: мое главное дело - выполнить приказ. Я его выполнил. Потом я совершил преступление. И понес наказание. - Что тебя заставило совершить преступление? - Война заставила. Я все сам, только сам решал. - Но тогда, что это было? Крыша поехала? - Если бы я точно знал ответ на этот вопрос... - Что, в тот день у тебя погибло много офицеров или солдат? - Нет. Они у меня раньше погибли. С 15 по 20 января 2000 года. За 2 месяца до этого дела. 18 человек в один день! То был самый черный день в моей жизни. - Почему случились такие большие жертвы? - Потому что бой шел на протяжении 8 часов и противостояли мы порядка 250 боевикам. - А сколько с твоей стороны было? - На высоте моих было 40 человек. «ВРАЖЬИ СНАЙПЕРЫ ГОВОРИЛИ, ЧТО НА ПОЛЕ БОЯ ЛОВИЛИ БАБОЧЕК» - Ты не чувствуешь своей командирской вины, что плохо была устроена оборона? - Когда гибнут твои солдаты, разве командир не чувствует вины? Это не вина, это горе. Тут дело в том, что основное огневое воздействие на моих бойцов велось со стороны снайперов. Когда мы потом осматривали и убитых, и пленных этих снайперов, то видели, что все они были экипированы в американскую форму. Зимний вариант «Аляска». - Среди снайперов кто был? - Женщины и мужчины. Чеченцы. Были и иностранцы. - Ты с ними разговаривал глаза в глаза? - Конечно. - Что они говорили? - Говорили: «А мы тут бабочек ловим». Это в январе. - Набоковщина какая-то... - А что они могли сказать... То какого-то редкого козла ищут, горного. Экспедиция. То бабочек собирают. Кто что. - А оружие было при них? - Нет, они его в сторонку отбрасывали. - Их брали твои люди? - Так точно. Самые большие потери от снайперов у нас были 15 января. Снайперские попадания почти все в глаз. В голову, в пах. - Когда тебя выпустили на волю, это вызвало лютое негодование у чеченской стороны. Как ты к этому относишься? - Негодовать надо было в зале судебного заседания. Не я же себе срок нарезал. Сколько мне нарезали, приговорили, столько я и нес наказание. - Сейчас некоторые правозащитники в Чечне и Москве поднимают уголовные дела об убитых во время «второй» войны и приписывают тебе другие преступления... - Я тогда выдвину встречный иск о сотнях убитых, замученных, казненных, задушенных, закопанных, сожженных в Чечне русских солдат и офицеров. Вот тогда и поговорим... - У чеченцев не отменен закон кровной мести. Ты не боишься за себя, за семью? - Меня еще на войне приговорили к смерти. Слава Богу, пока жив. А семью защитить сумею... РАССКАЗ СОСЛУЖИВЦА «Настоящий мужчина и командир» Нам удалось найти бывшего сослуживца убитого экс-полковника Буданова и журналистку, бравшую у него интервью в колонии Юрий Буданов шесть лет отсидел в испытательной колонии № 3 под Ульяновском. Местная журналистка Наталья Полат в свое время много писала о нем и несколько раз ездила на интервью в зону. Нам удалось связаться с ней. - Лично с Будановым встречалась раза два. Обычно я передавала ему от сослуживцев письма, а еще ладанки, иконки охранные. Сослуживцы меня в основном через Интернет находили... Жалко его было очень. А зацепил такой момент. Когда полковника лишили всех боевых наград, его многие уговаривали обратиться в Страсбургский суд. Но он тогда сказал: «Ни за что не пойду против Родины!» - Какое впечатление он производил? - Жесткий. Была в нем дисциплина какая-то и прямолинейность. Резкость. Конечно, чувствовался в нем патриотизм, он очень переживал из-за армии. Говорил тогда, что не представляет своей жизни без службы... читайте полностью...